Я говорила, что ей нельзя утомлять себя слишком долгим разговором, но она отвечала, что ей от этого становится гораздо лучше.
— Будь счастлива, Клодина, — говорила она. — В мире так много несчастий. Никогда не забудь того чувства вины, которое жило во мне с детства. И только выйдя замуж за отца Дикона, я начала по-настоящему жить. А потом я потеряла его и оплакивала бы до конца жизни, но вскоре родился Дикон и я обрела счастье.
Сидя у ее постели и слушая, я, наконец, поняла, что мне делать. Не только ради себя, но также и ради всех остальных. Поскольку никак не определить, кто отец моего ребенка — Дэвид или Джонотан, я решила для себя впредь считать отцом Дэвида. Я постараюсь больше не ворошить прошлое и стать счастливой.
Прошел март, наступил апрель, и воздух наполнили весенние запахи.
Казалось, Сабрина все-таки пережила еще одну зиму. Но этого не случилось. Однажды утром в начале апреля ее горничная принесла, как обычно по утрам, горячий шоколад и не смогла ее добудиться. Она умерла во сне легко и спокойно.
Смерть в доме. Несмотря на то что Сабрина умерла спокойно, и смерть ее не явилась для нас неожиданностью, перенести это было нелегко. Сабрина жила тихо, как бы в тени; бывало, мы по несколько дней не видели ее; но она была частью этого дома, и вот теперь ушла.
Дикон был убит горем. Она боготворила его и находила смысл своего существования в том, чтобы любоваться его достоинствами, прощать недостатки и утверждать в нем веру в собственную безупречность. Моя мать, как могла, утешала его, но и она тоже переживала утрату.
Джонатан находился в это время в отлучке, и Дикон приказал послать за ним, чтобы он приехал домой на похороны. Я думала, что он в Лондоне, но посыльного отправили в Петтигрю, и вместе с Джонатаном пожаловали лорд и леди Петтигрю, а также Миллисент.
Сабрину отпевали в нашей часовне и похоронили в фамильном склепе. Священник, который венчал нас с Дэвидом, прочитал заупокойную молитву, а потом траурная процессия направилась к склепу.
Я была удивлена, заметив Гарри Фаррингдона в компании местных жителей, по-видимому, случайно пришедших на похороны. Среди них я увидела Эвелину Трент с двумя внучками. После похорон все направились к нам в дом, где были накрыты столы для поминок.
Как и положено, произносились траурные речи, и каждый подчеркивал многочисленные добродетели Сабрины, и, конечно, все мы говорили, как нам будет ее не хватать.
— По крайней мере, она легко умерла. — Таково было общее мнение. — Она так радовалась ожидаемому прибавлению семейства.
Я заметила, что Гарри Фаррингдон беседует с Эви, которая раскраснелась от волнения, и подумала: «Хорошо, если у них все было бы хорошо. Для Эви это прекрасная партия, а она — приятная девушка, совсем не такая, как эта их противная бабушка. Бедная девушка, не повезло ей с родственниками…»
Я утомилась и присела отдохнуть, считая, что в моем состоянии это простительно.
Я не долго оставалась одна. К моему огорчению, не кто иной, как Эвелина Трент, подошла и села рядом. — Приятно дать отдых ногам, — сказала она, усаживаясь. — Кажется, вам становится тяжело ходить. Сколько уже… месяца четыре, да?
— Да, — ответила я.
— То-то будет радости в Эверсли… а еще ведь и ваша матушка! Такое забавное совпадение, вам не кажется?
— Для нас обеих это очень удобно. Она хитро прищурилась.
— О, вы счастливая молодая леди. Такой хороший муж, а теперь у вас очень скоро появится маленький. Как говорится, боги благоволят к вам.
— Благодарю вас.
— Как жаль, что я немного могу сделать для моих девочек.
Я очень беспокоюсь, миссис Френшоу.
— О чем же?
— Ну, взгляните на мою Эви.
Просто картинка. Она уже достаточно взрослая и ей пора бывать в обществе. А что я могу для нее сделать?
— Она выглядит вполне счастливой.
— Она хорошая девушка. Но мне бы хотелось, чтобы она не упустила свой шанс.
— Каким образом?
— Одним единственным! Я мечтаю о том, чтобы она сделала хорошую партию, устроила свою жизнь.
— Я полагаю, она выйдет замуж.
— Да… Но брак браку рознь. Хотелось бы выдать ее за человека с положением. — Она устремила взгляд на Гарри Фаррингдона. — Такой приятный молодой человек. Полагаю, он очень богатый.
— Вы имеете в виду Гарри Фаррингдона? Мне не известно финансовое положение его семьи.
— А-а! Вы считаете, что я слишком высоко замахнулась, не так ли? Возможно, вы правы. Но я забочусь об Эви. Я воспитала ее как настоящую леди. Дала ей прекрасное образование… Это было нелегко. Понимаете, Грассленд — это не Эверсли. Мой Ричард… царствие ему небесное, к несчастью, был азартным игроком. Он спустил почти все, что мне оставил мой первый муж, Эндрю. Правда, мы и раньше не шли ни в какое сравнение с Эверсли. Понимаете, я всегда с трудом сводила концы с концами, но все-таки твердо решила дать Эви все, что могу.
— По-моему, вы отлично ее воспитали.
— Она вполне может стать украшением любого богатого дома.
— А что она сама об этом думает?
— Она? Она романтичная девушка. Молодежь больше мечтает о любви, чем о прочном положении. Миссис Френшоу, вам не кажется, что мистер Фаррингдон увлекся ею?
— Да, миссис Трент, возможно.
— Видите ли, я не могу давать и устраивать приемы в Грассленде. Такие, как они хотели бы. Но все-таки хочется дать ей шанс.
— Понимаю, — заметила я.
Она тронула мою руку холодной и костлявой рукой; я невольно поежилась.
— Не помогли бы вы мне, миссис Френшоу?
— Помочь?