Голос призрака - Страница 18

— На земле есть и другие места, — напомнил им Дэвид.

— Есть еще Древний Рим и Древняя Греция, — довольно презрительным тоном сказал Джонатан. — Ты настолько погрузился в древнюю историю, братец, что потерял представление о той истории, которая разыгрывается вокруг тебя.

— Будь спокоен, — возразил Дэвид, — я полностью понимаю всю важность того, что происходит в настоящее время во Франции.

— Ну, и разве это не важнее, чем Юлий Цезарь или Марко Поло?

— Ты не можешь отчетливо видеть исторические события в тот момент, когда они происходят, — медленно сказал Дэвид. — Это все равно, что рассматривать картину, написанную маслом, с близкого расстояния. Ты должен отойти назад… на несколько шагов… или лет. Картина же, которая пишется сейчас, еще не закончена.

— Ты, с твоими метафорами и притчами! Ты жив едва на половину. Давайте расскажем ему, а? Шарло? Луи-Шарль? Как? Расскажем ему, что мы собираемся делать?

Шарло с важностью кивнул.

— Мы едем во Францию, — сказал Джонатан. — Мы собираемся спасти тетю Софи… вместе с другими.

— Вы не можете! — вскричала я. — Во-первых, Дикон никогда не разрешит вам!

— Знаешь, Клодина, я уже не ребенок, которому говорят: «Сделай то… сделай это». — Он смотрел на меня со снисходительной усмешкой. — Я мужчина… и я буду делать, что хочу.

— Правильно, — поддакнул Шарло. — Мы — мужчины… и мы собираемся поступать так, как нам кажется нужным, кто бы нас ни пытался остановить.

— Отец скоро положит конец этим планам, — сказал Дэвид. — Ты очень хорошо знаешь, Джонатан, что он никогда не даст согласия на твой отъезд.

— Я не нуждаюсь в его согласии.

Шарло самодовольно улыбнулся Луи-Шарлю:

— На нас у него нет прав.

— Увидите, что он не допустит этого, — сказал Дэвид.

— Не будь так уверен!

— Но, — задала я практический вопрос, — каким образом вы намерены пуститься в это великое приключение?

— Не ломай себе головы, — ответил Шарло. — Тебе все равно не понять.

— О нет! — воскликнула я. — Я-то, конечно, глупа… но не так глупа, как некоторые, которые тешат себя буйными фантазиями. Помнишь историю дяди Армана? Как он хотел обрушиться на смутьянов? Что с ним стало? Его посадили в Бастилию… и сильный, здоровый человек превратился в жалкого инвалида. И… как говорят Лебрены, он умер, так и не оправившись после заточения в Бастилии.

— Значит, он был недостаточно осторожен. Он наделал ошибок. Мы их не повторим. Дело это благородное. Я не могу больше стоять в стороне, когда такое происходит с моим народом… с моей родиной…

Дэвид сказал:

— В самом деле, это — благородная идея, но она требует глубокого и тщательного обдумывания.

— Разумеется, надо все обдумать, — возразил Шарло. — Но как мы можем выработать план, пока не попадем туда… пока не разузнаем обстановку?

Я заметила:

— Кажется, вы в самом деле настроены серьезно.

— Серьезнее, чем когда-либо, — ответил Шарло, Я взглянула на Луи-Шарля. Он кивнул мне в подтверждение. Конечно, он всюду последует за Шарло.

Я заставила себя посмотреть на Джонатана и увидела горящую голубизну его глаз, и ощутила боль и гнев оттого, что это пламя зажег в них замысел, не имеющий ко мне никакого отношения, и оттого, что он готов был так необдуманно рисковать не только своей жизнью, но и жизнями Шарло и Луи-Шарля.

— Уж тебе-то незачем ехать с ними, — сказала я. Он улыбнулся и покачал головой.

— Но ты не француз.

Это не твои проблемы.

— Это проблемы всех здравомыслящих людей, — назидательно произнес Шарло.

Им двигала любовь к своей стране, но с Джонатаном дело обстояло не так, и он меня глубоко уязвил. Он ясно дал мне понять, что я имею для него лишь второстепенное значение.

Он жаждал этого приключения сильнее, чем меня.

Весь следующий день Джонатан отсутствовал вместе с Шарло и Луи-Шарлем. Они вернулись вечером и не сказали, где были. Но у них был хитровато-довольный вид. Наутро они снова уехали верхом и опять вернулись поздно.

Я говорила о них с Дэвидом, и он выразил озабоченность по поводу их планов.

— По-моему, это одни разговоры, — сказала я, — Вряд ли они отправятся во Францию.

— А почему бы и нет? Шарло — фанатик, а Луи-Шарль всюду последует за ним.

Вот Джонатан, — он пожал плечами, — у Джонатана часто возникают сумасбродные планы, но уверяю тебя, что большинство из них так и не осуществились. Он любит воображать, как он мчится на великолепном боевом коне навстречу опасности и выходит из нее победителем.

Он всегда был таким.

— Он очень похож на отца.

— Нашему отцу никогда бы не пришла в голову донкихотская идея насчет спасения чужестранцев. Он всегда говорил, что французы навлекли на себя революцию собственным безрассудством, и теперь должны расплачиваться.

— Но он все же отправился туда и вернулся победителем.

— У него всегда была ясная цель. Он отправился туда единственно за тем, чтобы спасти твою мать. Он разработал план действий хладнокровно и эффективно. Эти же трое позволяют своим эмоциям взять верх над рассудком.

— С тобой этого никогда не бывает, Дэвид.

— По своей воле — нет, — согласился он.

— Что с ними делать? Я чувствую, что они настолько безрассудны, что способны на все.

— Отец скоро приедет. Он разберется с этим.

— Скорей бы они с матушкой вернулись! Дэвид взял мою руку и пожал ее.

— Не волнуйся, — сказал он. — Сейчас происходят важные события. Мы на грани войны с французами. Прежде всего наши мальчики убедятся, что пересечь границу не так-то легко. Они наткнутся на препятствия, непреодолимые препятствия.