Они сияли от удовольствия.
Ты не могла бы пойти и распорядиться обо всем прямо сейчас, Клодина? спросила мама.
Я прошла в комнату слуг и сказала, что у нас гости и необходимо приготовить комнату.
— Постель постлана в красной комнате, миссис Френшоу, — сказала одна из горничных. — Я зажгу свечи и положу грелку.
Это все, что нужно.
Я зашла в детскую, чтобы проведать детей. Они уже спали в кроватках, которые стояли напротив друг друга. Я поговорила с няней. Она сказала, что Джессика немного покапризничала, но Амарилис вела себя очень хорошо.
Такой хороший ребенок, миссис Френшоу. Госпожа Джессика по натуре очень вспыльчивая.
— Разве не рано об этом говорить? — спросила я.
— Да, конечно Они проявляют свою натуру с самого рождения.
Я остановилась и поцеловала маленькие головки — белокурую у Амарилис и темную у Джессики.
Я почувствовала умиротворение, как всегда, когда в детской было все в порядке, и велела слугам на кухне поставить к ужину еще два прибора.
Джеймс и Эмма Кардю, как могли, развлекали общество. Они со знанием дела говорили обо всех любовных связях в свете, о положении в стране и о том, что происходит за морем. Но матушка вскоре сменила тему разговора — об этом мы и так много говорили, когда Дикон и Джонатан были дома, — и повернула его на более близкие темы. Эмма рассказала нам о своих детях. У нее их было двое: мальчик и девочка. Им было четырнадцать и шестнадцать лет. Сын, когда подрастет, будет заботиться об их поместье в Йоркшире сейчас у них прекрасный управляющий. Джеймс и Эмма изредка наезжали в Лондон, когда нужно было продавать шерсть.
Дэвид очень всем интересовался и задавал много вопросов. Вечер прошел приятно.
— Встреча с новыми людьми всегда будоражит, — сказала мама, когда мы проводили гостей в уютную красную комнату.
Красные бархатные занавеси для тепла были задернуты, и огонь поблескивал на каминной решетке.
В спальне мы с Дэвидом заговорили о наших гостях.
— Я думаю, что они получают деньги главным образом с овец, — сказал он. — По-моему, они крупные фермеры.
— Похоже, что они много знают о нас, — поддержала разговор я. — Не удивлюсь, если у них составлены досье на всех друзей.
— Они кажутся людьми, интересующимися окружающими.
— Удивляюсь, что твой отец много рассказывал о всех нас. Я бы никогда не подумала…
— О, он очень изменился, женившись на твоей матери. Но, я согласен, ему не присуще так много рассказывать о семье.
Надеюсь, он завтра приедет.
— Они расстроятся, если этого не произойдет. Дэвид на мгновение задумался, затем сказал:
— Я слышал, что война скоро закончится.
— Ты думаешь, что французы победят Коалицию?
— Что же, заключен Тосканский мир и Швеция признала Республику… Надеюсь, что мы не собираемся сражаться в одиночестве. Я думаю, все скоро закончится, и, когда это произойдет, Клодина, мы проведем обещанный медовый месяц в Италии! Я долго буду любоваться Геркуланумом. — Он обнял меня. Тогда, моя дорогая, кончится затянувшийся медовый месяц здесь, в Эверсли.
— С медового месяца новобрачные начинают жизнь. А мы уже не молодожены.
— Я люблю тебя еще больше, чем раньше.
Он прижал меня к себе, и единственное, что я смогла сделать, чтобы остановить его, это вскрикнуть:
— Я не заслуживаю этого!
Я чувствовала, что, пока живу, я не смогу избавиться от бремени вины.
И позже, когда мы были предельно близки, я продолжала думать о гондольере, распевающем итальянские любовные песни, и, когда мы плыли вниз по каналу, со мной был Джонатан, а не Дэвид.
Утром, когда я проходила через зал, то заметила, что серебряная чаша для пунша, стоявшая всегда в центре большого стола, исчезла.
Мы с Дэвидом пошли в столовую комнату. Мама уже сидела там.
Она сказала:
— Здравствуйте, мои дорогие. Наши гости еще не встали. Они, должно быть, устали. Путешествие было такое утомительное.
— Они не показались уставшими вчера вечером, — заметил Дэвид.
— Что случилось с чашей для пунша? — спросила я.
— О, ты тоже заметила. Я думала, что ее забрали на кухню почистить.
Когда мы ели, вошла одна из служанок. — Случилось ужасное, мадам, сказала она. — Я думаю, что нас обокрали.
— Что? — закричала мама.
— Повар заметил что из зала пропали кое-какие вещи. Серебро и…
— Чаша для пунша! — вскрикнула я.
Мы вышли в зал.
Здесь стояло несколько слуг.
— Это, наверное, бродяги, — сказала мама. — Как же они сюда проникли? Кто запирал дом?
— Вечером все двери были закрыты, — быстро ответил дворецкий. — Я всегда сам слежу за этим. Утром двери были закрыты, но не заперты.
Я ничего не понимаю.
— Странно, — сказала мама. — Что же могло случиться.
Кто-нибудь слышал ночью шум?
Никто ничего не слышал.
— Посмотрите, что еще пропало…
На этаже за залом находилось несколько комнат, включая зимнюю гостиную и кабинет Дикона. В зимней гостиной ничего не было тронуто, чего нельзя сказать о кабинете Дикона. Дверь шкафа была выломана, и бумаги валялись разбросанными по полу, один из ящиков стола — взломан.
— Это ужасно, — сказала мама.
В этот момент появилась горничная. Она сказала:
— Мадам, я принесла горячую воду в Красную комнату. Никто не ответил, я снова постучалась, и, когда снова не получила ответа, вошла. В ней никого не было, и на постели никто не ложился.
Пораженные, мы поспешили в Красную комнату. Горничная была права. Кровати стояли нетронутыми. Стало ясно, что люди, которых мы принимали прошлым вечером, не были друзьями Дикона и приехали специально, чтобы ограбить нас.