Мать недовольно поморщилась:
— Я бы не возражала, но есть еще ее бабка и та другая девица, вечно угрюмая и молчаливая.
— И все же мне бы хотелось пригласить Эви. А что если позвать ее одну? Вот что я сделаю. Скажу, что состоится чисто семейная встреча, но если Эви имеет желание прийти… вроде как представительница от Грассленда…
— Ладно, относительно Эви я не возражаю, — согласилась мать.
Я сказала, что приглашу ее.
Потом я задумалась, что сделала бы миссис Трент, не выполни я ее настойчивую просьбу. Вытащила бы на свет Божий тот старый скандал, а как отнеслась бы моя мать к юношеским шалостям своего мужа? Разумеется, она бы не слишком переживала. Это было так давно, а время все лечит. Следует поблагодарить миссис Трент за эту спасительную мысль.
На следующий день я отправилась в Грассленд и увиделась с миссис Трент.
— Собирается только наша семья, миссис Трент, — сказала я, — поэтому хорошо, если Эви придет одна… представительницей Грассленда, так сказать.
Ее лицо расплылось в улыбке, и мне это было очень приятно.
— Я знала, что вы поможете, миссис Френшоу, — сказала она.
Я радовалась, что смогла оказать ей услугу. Она совершенно права. Если ее рассказ правдив, то, безусловно, Эви заслуживает некоторой помощи, но, даже если все это ложь, Эви все равно надо помочь.
Крестил детей тот же самый священник, который венчал нас с Дэвидом в нашей маленькой семейной часовне в Эверсли. Это была трогательная церемония. Джессика выглядела чудесно в фамильной рубашечке для крестин, в которую облачали младенцев Эверсли последние сто лет, а Молли Блэккет превзошла себя, чтобы Амарилис выглядела не хуже. Амарилис вела себя безупречно, тогда как Джессика у самой купели разразилась истошным воплем и не останавливалась, как ее ни увещевали, пока крепко не ухватилась за довольно-таки выдающийся нос священника, который по неосторожности вдруг оказался рядом.
За исключением этого, все прошло отлично; младенцев отнесли обратно в детскую, сняли с них церемониальные одежды и уложили спать в колыбельки.
После того как все поочередно тихонько зашли взглянуть на них и выразить свое восхищение, мы вернулись в холл, где были накрыты столы с вином и бутербродами, а мы с матерью разрезали пополам праздничный торт.
Приехали тетя Софи с Жанной. Их привез Альберик — Софи недавно приобрела небольшой экипаж, похожий на рессорную двуколку с удобными сиденьями для нее и Жанны, и местом для кучера спереди. Альберик обкатывал ее и, безусловно, этим очень гордился.
Я уговорила Жанну присоединиться к нам, что она сделала довольно неохотно. Альберик пошел на кухню. Он был в большой дружбе с одним из наших слуг, молодым Билли Графтером, которого он, собственно, и устроил к нам.
Наймом персонала у нас обычно занимались экономка или дворецкий. Я знала, что они подыскивали человека на место Джема Баркера, умершего несколько месяцев назад, и, когда появился Билли Графтер, дворецкий просил разрешения его нанять. Разрешение было немедленно дано, так как молодой человек произвел хорошее впечатление и представил рекомендации, которые убедили нас, что он неплохой работник. Оказалось, что в один из своих визитов в Лондон Альберик познакомился с Билли, который работал в гостинице. Билли был деревенским парнем, который не любил городскую жизнь и мечтал поселиться в провинции. Поэтому он ухватился за возможность поступить к нам.
Я знала, что Альберик часто проводил время с ним. Ему приходилось объезжать двух лошадей для Софи, а в нашей же конюшне их было несколько, и молодые люди часто выезжали вместе в свободное от работы время.
Софи была этим довольна. Она говорила, что Альберику нужно совершенствоваться в английском языке и она рада, что у него есть друг в Эверсли.
Мое внимание в тот день было обращено на Эви и Гарри Фаррингдона. Они казались такими счастливыми. Я удивлялась, почему Гарри не делал никаких попыток встречаться с ней. Он всегда мог поехать в Грассленд под предлогом, что собирается к нам.
Миссис Трент была очень хитрой женщиной. Она понимала, что не может пригласить Фаррингдонов в Грассленд потому, что она не принадлежала к тому кругу людей, которых охотно принимают в их семье.
По-видимому, по этой причине дело и не клеилось. Будь Эви из подходящей семьи, они бы уже давно обручились.
Я пыталась сделать для Эви все, от меня зависящее. Мне она нравилась. Она отличалась от своей бабушки и сестры. Она была приятной, хорошенькой, нормальной девушкой.
Джонатан приехал домой на крестины. Внешне он казался преданным Миллисент. Одна только я по взглядам, которые он бросал на меня, понимала всю фальшь его поведения. А проходя мимо, он шепотом произнес, что все еще не оставил надежду на нашу встречу.
Честно говоря, его поведение наполняло меня дурными предчувствиями. Я чувствовала его сексуальность, и меня пугал тот факт, что я все еще не уверена в себе.
Я понимала, что должна вести себя осмотрительно.
Я стала проводить с Дэвидом как можно больше времени. Уверена, что он никогда в жизни не был таким счастливым. Он восхищался Амарилис и очень радовался, когда ему казалось, что она узнает его. Я заметно успокаивалась, видя его рядом с малышкой, и не могла не думать о давно умершем Эндрю Мэйфере, который был счастлив с ребенком, рожденным не от него. Но Амарилис-то была ребенком Дэвида. Я была в этом уверена или старалась убедить себя, что это действительно так.
После крестин Альберик отвез тетю Софи домой, поскольку она приехала только на церемонию. Моя мать была поражена, насколько она изменилась: